В поисках идеологической точки опоры наша индустрия анимации, как в свое время киноиндустрия, обратилась к прошлому. Первым большим мультфильмом постсоветской России стали «Новые Бременские» (2000) — продолжение «Бременских музыкантов» 1969 года.

С одной стороны, это была попытка продолжить оборвавшуюся в 90−е традицию советской мультипликации. С другой стороны, мультик сделан с явной оглядкой на реалии и настроения 90−х. Спустя 30 лет в Бремене король стал нищим, а лучше всех чувствуют себя разбойники во главе с атаманшей, которая превратилась в банкиршу в малиновом пиджаке. В самом городе появились доселе невиданные казино, отели и ночные клубы. Один из разбойников-афе?ристов весело поет: «Всем по секрету скажу — кто больше платит, тому и служу!» А жители сокрушаются: «Никогда такого времени не бывало раньше в Бремене. И куда король глядел?! Настоящий беспредел!»

Мультик создавался в конце 90−х, но в прокат вышел уже в 2000−м, когда малиновые пиджаки практически исчезли, Борис Ельцин ушел в отставку, а эпоха 90−х закончилась. Авторы «Новых Бременских» элементарно опоздали: пока делался фильм, реальность успела измениться до неузнаваемости.

После неудачи с «Новыми Бременскими» новая русская анимация продолжала экранизировать зарубежные и советские сказки — так появились «Карлик Нос», «Щелкунчик» и «Незнайка и Баррабасс». С экранизаций в свое время начиналось и игровое кино, в массовом порядке адаптировавшее европейскую литературу — от «Золушки» до романов Золя, и голливудская полнометражная мультипликация: диснеевские «Белоснежка и семь гномов» и «Пиноккио». Но обе индустрии очень быстро пришли к созданию новых идеологий и новых оригинальных героев. В частности, для Диснея таким героем стал Микки-Маус, простая мышь из американской глубинки, без запросов, с нехитрой картиной мира — идеальный обыватель образца 1928 года, когда вышел первый 6−минутный мультик про Микки.

Этот герой жил очень долго и оказался самым богатым мультипликационным героем в истории. Потому что не?потопляемым оказался его прототип — простой американец, оставшийся неизменным потребителем этого образа с конца 1920−х по наши дни, несмотря на все войны и политические кризисы ХХ века.

В России же лишь в 2000−м появился запрос на современного российского мультипликационного героя, а в массовой культуре — на национальную идею вообще: все 90−е мы смот?рели того же «Микки-Мауса» и «Тома и Джерри». В 2001−м на этот запрос частично ответил Олег Куваев, сделавший культовый мультсериал про Масяню. Питерская девочка, в меру циничная, в меру скептичная, в меру депрессивная, — она брюзжала и попадала в идиотские ситуации, но при этом точно знала, что завтра ее мир не перевернется. В каком-то смысле она была потенциальным представителем нарождавшегося российского среднего класса.

Российское общество времен «Масяни» только начинало надеяться на стабильность и рассчитывать на длительное процветание. Этот оптимизм у Олега Куваева сохранился до сих пор. «Рано или поздно у нас будут делать мультсериалы, — уверен он. — Спрос есть всегда, просто нужно умение и желание работать на долгосрочных проектах». Но довольно быстро выяснилось, что средний класс — оплот экономической и политической стабильности — в России представляет собой довольно узкую прослойку, и Масяня из массового коммерческого проекта начала превращаться в авторский и интеллектуальный.

В 2006 году мы снова предприняли попытку создать современного героя. Вышел мультфильм «Элька» — история о белом медвежонке, который спасает Арктику и Антарктиду от похитителей снега и льда.

Элька получился героем, близким к голливудским и одновременно к нашим. С одной стороны, это говорящий медведь, похожий на белых медведей из телевизионной рекламы «Кока-колы»; с другой стороны, он внук медведя Умки из одноименного советского мультика. Как и мегапопулярные западные герои последних лет — от рыбки Немо до робота ВАЛЛ-И, — он борется за экологию, но при этом его главный враг — гигантская роботоподобная мышь Макси-Маус (зловещая версия Микки-Мауса), которой управляют современные Кай и Герда.

В общем, Элька — сплошной постмодернизм. Это национальный герой, отражающий сложившуюся в массовой культуре ситуацию отсутствия национального героя, этакое идеологическое «не пойми что». Видимо, поэтому фильм с треском провалился в прокате, при бюджете в $4 млн собрав всего лишь $700 тыс. Для сравнения: вышедший в том же 2006 году «Добрыня Никитич» собрал почти $3,5 млн.